Она позволила этой мысли повиснуть в воздухе.
— Поняла, — ответила я.
— Потому пожалуйста, ни говори ни слова об этом, разве что это будет абсолютно необходимо и ты будешь уверена на сто процентов, что она не услышит.
— Другие знают?
— Не думаю, что это знание что-то изменит, и я не верю, что те двое смогут держать это в тайне. Брайан... Я не хочу сказать, что он слишком честный. Но он прямой, Сука может его прочесть. Алек забудет, что надо молчать, и обронит это в какой-нибудь шутке. Иногда он не понимает, когда шутить не стоит.
— Хорошо.
Она налила полную чашку, размешала, затем вручила мне кружку молочного напитка. Затем поставила другие кружки на поднос и понесла в гостиную. Я осталась, чтобы подумать.
Я вспомнила научно-популярную книжку, в которой я прочла, как ребёнок пару лет учился в старших классах школы прежде, чем учителя поняли, что он не умел читать. Он дурачился на уроках, шутил над всеми, притворялся, что всё нормально. Сука была такой же? Насилие и враждебность, по крайней мере частично, могли быть прикрытием её неспособности общаться. Конечно, немалая часть этой враждебности могла быть настоящей. У неё и в самом деле было дрянное детство, она действительно жила на улицах и боролась изо всех сил, чтобы жить так дальше и избежать ареста.
Но что в итоге? Я-то полагала, что это у меня проблемы в повседневной жизни. А у неё всё было в сто раз хуже.
— Это то, что вам было нужно? — парень с щетиной на подбородке и поднятым капюшоном передал бумажный пакет.
Широкие руки с изломанными, гнилыми коричневыми ногтями порылись в содержимом.
— Да. Держи. — в голосе был небольшой акцент, он тщательно проговаривал слова и звуки, будто был не уверен в своём английском.
Подросток протянул руку, и вытаращил глаза, когда пачка сложенных банкнот оказалась в его руках.
— Здесь... больше, чем я рассчитывал.
— Ты что, жалуешься?
Молодой человек помотал головой.
Грегор-улитка засунул руки в карманы, будто скрывая ногти и наросты на тыльной стороне рук. На каждом жёстком наросте, который, возможно, был раковиной, по размеру немного больше монетки, был виден спиральный узор. Он мог спрятать руки в карманах, но он не был способен закрыть лицо. На голове у него не было волос, даже бровей и ресниц, и жёсткие наросты покрывали лицо как худшие из прыщей. Самой странной и смущающей была его бледная кожа, настолько прозрачная, что можно было увидеть силуэты его скелета, зубов и языка во рту.
— Как ты можешь видеть, — сказал Грегор без притворства, — мне было бы трудно пойти в магазин и что-то там купить. Мне не нравится полагаться в этом на моих друзей. Я начинаю чувствовать себя в долгу по отношению к ним, а это не хорошо для дружбы. Если тебя заинтересует повторение сделок такого типа, когда ты будешь некоторое время выполнять мои поручения, то это можно устроить.
— Правда? — парень потер подбородок. — И как долго?
— Пока я не позову тебя, а ты не сможешь или не захочешь выполнить моё поручение. Если это произойдёт не один раз, или если причина будет не уважительной, то я найду кого-нибудь ещё, как я сделал это с предыдущим посредником.
— Вы ничего такого с ним не сделали?
— Нет. Не делал. Он решил, что лучше проведёт вечер со своей девушкой. Я больше ему не звонил.
— Не будет ничего противозаконного?
— Нет. Ни наркотиков, ни проституции, ни оружия.
— Значит, вы звоните мне, я бегу, беру для вас продукты, или одежду, или еду на вынос, или шампунь, или что бы там ни было, и вы платите мне три...
— Четыре. И у меня нет волос, потому тебе не нужно беспокоиться о шампуне.
— Верно. Простите. Так четыреста долларов каждый раз? В чем подвох?
— Никакого подвоха. У меня есть деньги, и мне нравится, когда всё удобно. Есть лишь небольшая вероятность появления неприятностей. Моя первая помощница ушла, потому что боялась, что мои враги могут использовать её, чтобы добраться до меня. Не буду отрицать, это возможно.
— У вас есть враги?
— Да. Но ещё не было случая, чтобы у кого-то из моих помощников были из-за этого проблемы.
— Что, вообще ни у кого не было никаких проблем?
— Последний помощник, парень, у которого была подружка. Он думал, что сможет получить больше денег, если пойдет в полицию и расскажет им всё, что знает обо мне. Ему повезло, что он попробовал мне это сказать, когда я был в хорошем настроении. Я переубедил его. После этого он ещё два месяца работал на меня без нареканий. Мы не были друзьями, просто бизнес. Но я рекомендую, чтобы ты не пробовал то же самое.
— Эй. Живи и давай жить другим, верно?
— Хорошо сказано.
— Ладно. Этой осенью я хочу поступить в колледж, и эта работа кажется мне куда лучше, чем пятьдесят часов в неделю за минимальную зарплату. Вот мой номер сотового, — он передал свой телефон.
Грегору-улитке потребовалась секунда, чтобы занести номер в свой мобильник.
— Записал. Я буду звонить.
Они разошлись.
Грегор шёл по переулкам Броктон Бей, капюшон толстовки бросал тень на его лицо. Любой, кому случалось пересечься с ним и бросить взгляд под капюшон, спешил отвести взгляд. Смущённый, напуганный. Те, кто видели его издали, также считали его жутковатым, но в другом смысле. Он просто казался им болезненно тучным. Человек около тридцати лет, весом втрое больше нормы для его роста в 176 сантиметров. Он знал, что его вес был одним из тех редких исключений в современном мире, которые можно было использовать, чтобы издеваться над ним в открытую.
Ему потребовались годы, чтобы смириться с этим. С тем, что он является одним из чудовищ.